И. В. Парамонов
управляющий трестом «Сталиногорскшахтстрой» в 1941 году
Невыносимо тяжело было выводить из строя шахты, на строительство которых было затрачено столько сил, труда и материальных ценностей. То, что совсем недавно строили, нужно было своими руками разрушать...
- Октябрь 1941 года: эвакуация людей и оборудования из Тульской области
- Ноябрь 1941 года: вчерашний тыл сегодня стал фронтом
- 15-20 ноября 1941: не оставлять врагу — так не оставлять!
- 21 ноября 1941: последнее спецзадание Ивана Парамонова
- 22 ноября 1941: «Ищу способ покончить с собой в случае прихода гитлеровцев»
- 22-23 ноября 1941 года: горящий Сталиногорск — как пожар Москвы в 1812 году
- Конец ноября 1941 года: эвакуация из Сталиногорска
- 1944 год: возвращение в Сталиногорск
1. Октябрь 1941 года: эвакуация людей и оборудования из Тульской области
И.В. Парамонов, конец 1940-хЧерез час директивы были готовы. Подписывая их, Вахрушев предупредил, что директивы будут еще представлены на утверждение Государственному комитету обороны — ГКО, и если там будут внесены поправки или изменения, то нам сообщат по телефону.
Мы немедленно выехали в Тулу на автомашине. Подъезжая к городу ночью, наблюдали, как немецкие самолеты сбрасывают осветительные ракеты, а затем услышали взрывы сброшенных в районе Тулы бомб.
На другой день нам сообщили по телефону, что ГКО утвердил директивы наркомата без изменений и они стали уже теперь директивами Государственного комитета обороны.
Директивы ГКО представляли собой указания о том, какие материалы и оборудование следует эвакуировать в первую очередь и куда направлять вагоны с грузами и рабочими. В первую очередь эвакуировались кабельная продукция, цветные металлы, электрооборудование, компрессоры, насосы, наиболее ценные станки, спецодежда, ткани. Трест «Сталиногорскшахтстрой» должен был направлять эвакуируемых рабочих и техперсонал, а также грузы на станцию Акчурла Томской железной дороги в адрес «Кузбассшахтстроя».
В Москве мы были предупреждены, что на получение большого количества вагонов для эвакуации рассчитывать нельзя. И действительно, крытых вагонов почти не получили. Железная дорога давала почти исключительно открытые углярки. Наши работники сами делали к вагонам крыши из пиленого леса для предохранения погруженных материалов и оборудования от порчи и расхищения в пути. Углярки мы оборудовали также для эвакуации рабочих.
Эвакуация из Сталиногорского, Узловского, Донского, Кимовского и Скопинского районов была проведена успешно. Из Черепетского района, к сожалению, ничего не успели вывезти. При подходе к Черепети немецких войск начальник УНШ Г. А. Агеев создал партизанский отряд из коммунистов, комсомольцев и добровольцев — беспартийных рабочих, с которыми прибыл в Тулу и поступил в распоряжение обкома партии. Этот небольшой отряд затем влился в Тульский рабочий полк. Агеев был назначен комиссаром полка, сыгравшего большую роль в обороне Тулы. При защите города Г. А. Агеев пал смертью храбрых и посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.
Часть черепетской администрации УНШ приехала на автомашинах в Сталиногорск. Мы поручили товарищам выполнить задание ГКО, и они во главе с помощником главного инженера треста Синельниковым возвратились на черепетские шахты и выполнили спецзадание под. носом у гитлеровцев.
Рабочих эвакуировали только из Сталиногорского, Донского, Узловского и Кимовского районов. Из Черепетского, Щёкинского, Тёпло-Огарёвского, Богородицкого и Бегичевского районов мы могли эвакуировать только инженерно-технических работников и небольшую часть рабочих, которые сами добрались до Сталиногорска.
2. Ноябрь 1941 года: вчерашний тыл сегодня стал фронтом
Богородицкий район был занят гитлеровскими войсками внезапно. С шахты № 73-Богородицкой едва успели выехать на автомашинах начальник строительства с небольшой частью рабочих. Вслед за ними в Сталиногорск на десятке автомашин приехали работники Бегичевского стройуправления. Всех, прибывших из районов, уже занятых немцами, трест тут же эвакуировал на восток.
У треста было три базы, где концентрировались, основные запасы материалов, оборудования, кабельной продукции и спецодежды: Донская при станции Бобрик-Донской, в Богородицке и Туле. Из Донской базы были эвакуированы все наиболее ценные материалы и оборудование. Из Богородицка и Тулы эвакуировали лишь несколько вагонов с цветными металлами и кабельной продукцией. В Богородицке осталось свыше 700 тонн бензина: наши работники не успели уничтожить его, немцы об этом бензине не узнали, и он полностью сохранился до нашего возвращения в Мосбасс.
На станции Бобрик-Донской у нас было около 1200 тонн бензина. Цистерн для эвакуации нам не давали. Я обратился к секретарю [Сталиногорского] горкома партии Голубенкову:
— Может быть, вы укажете организацию, которая смогла бы воспользоваться бензином?
— Мы даже не знаем, куда девать и что делать с большими запасами ректификованного спирта, имеющегося на химкомбинате. Пробовали выливать в водохранилище, но нашлись любители, стали спирт растаскивать и распивать.
В это время вошел командир [239-й стрелковой] дивизии [Г. О. Мартиросян], только что прибывшей с Дальнего Востока. Он обратился с просьбой к Голубенкову — оказать срочную помощь в отпуске горючего;
— С нами прибыли танки и автомашины, а пустить, в действие не можем из-за отсутствия бензина.
Мы тут же договорились с комдивом о передаче воинским частям бензина, оставив на всякий случай, для нужд эвакуации треста 100 тонн.
В Сталиногорск начали прибыть наши рабочие-шахтостроители...
[...]
3. 15-20 ноября 1941: не оставлять врагу — так не оставлять!
...Спасаясь от преследования, я заехал на шахту № 4-Бруснянскую, сданную в эксплуатацию во втором квартале 1941 года. Работы по спецзаданию почти не были проведены. Подорвана была только одна укосина у копра, на поверхности лежали бронированный кабель, насосы, моторы и другое оборудование. Электроподстанция — сердце шахты — еще не разрушена, только один трансформатор выдвинут из кабины. В комбинате все двери были раскрыты и вертелось несколько человек.
— Что здесь делаете, товарищи?
— Да вот шахта брошена. Пришли подобрать себе кое-что — столы, стулья.
Я заехал к управляющему трестом Леонтьеву, рассказал о виденном. Он обещал послать людей для полного выполнения спецзадания.
Шахта № 4-Бруснянская обозначена на немецкой аэрофотосъемке буквой «А» (в центре).
Позднее здесь находился ныне закрытый Узловской завод техкожизделий.
В левом нижнем углу этой же буквой «А» обозначена шахта № 3-Бруснянская.
Источник: немецкая аэрофотосъемка станция Узловая-2 (западная), 10 июля 1943 года.
С горечью думалось: раньше я нажимал — строй быстрее, теперь нажимаю — разрушай быстрее. Какая ирония судьбы!
Вражеские самолеты кружили над Узловой. Со стороны Тулы доносилась артиллерийская канонада. На шахту № 3-Бруснянскую, расположенную в полутора километрах от шахты № 4, иду пешком. Издалека мне казалось, что проходческие копры на месте и спецзадание не выполнено. Сердце замерло от волнения. Но когда пришел на шахту — отлегло, я увидел, что шейки стволов взорваны, трубчатые шатровые копры сильно перекосились.
Поехал на шахту № 8-Высоцкая. Здесь спецзадание тоже было выполнено. Собралось много народу — рабочие, крестьяне из соседних деревень. Склады раскрыты. Разбирали последние остатки, кому что попало.
Пусть лучше наши люди возьмут, нежели достанется врагу
— подумал я.
На всех шахтах, подлежавших выводу из строя, в нужных местах был заложен аммонит. Сталиногорский горком ВКП(б) проверял, как обеспечивается выполнение спецзадания, и предложил нам дополнительно взять от химкомбината мины, начиненные пикриновой кислотой, сильнодействующей взрывчаткой, но с замедленной детонацией. Мы взяли эти мины и дополнительно роздали шахтам для закладки вместе с аммонитом.
Уполномоченный НКВД по Сталиногорскому району Михайлов тоже проверял выполнение спецзадания. Я сообщил ему о ходе этой работы.
— А почему вы не хотите взрывать гипсовую шахту и шахту № 27-Урванковскую? — спросил он.
— На 27-й шахте мы прошли не полностью стволы. На гипсовой шахте вентиляционный ствол пройден на всю глубину, рудничный двор только начали проходить, главный ствол пройден лишь на 60 процентов. Такие шахты немцам не нужны, они их строить не будут, поэтому взрывать нет никакого смысла.
— А вот недавно в порядке военного задания мы отгружали гипс в Москву для госпиталей.
— Это по чьей-то глупости. Гипсовый камень госпиталям не нужен. Им требуется обожженный гипс-алебастр.
Уполномоченный все же порекомендовал взорвать и эти две шахты, о которых шла речь. Не оставлять врагу — так не оставлять!
Более двух недель шли бои с переменным успехом в районе станции Полунино, расположенной между Богородицком и Узловой. Смородинские шахты № 23 и № 24, законченные строительством в 1940 году, и Смородинские № 25 и № 26, находившиеся в строительстве, не раз были под орудийным, пулеметным и минометным обстрелом. Затем под минометный обстрел попала шахта № 30-Донская.
В это время мы впервые узнали о применении «катюш» в районе боевых действий, близ Тулы. Рассказывали о большой разрушительной силе «катюш» и о панике, вызванной ими у гитлеровцев. Эти сведения наполнили нас всех радостью и гордостью за новое оружие. Мелькнула надежда: может быть, гитлеровцы дальше не пройдут.
Между тем шахтостроителей вызвали в [Сталиногорский] горком партии:
— Чего вы здесь сидите? Уезжайте скорее.
— Какое мы имеем право уезжать, не выполнив по всем шахтам спецзадания ГКО? Ждем указаний военного командования.
А военное командование у нас беспрерывно менялось. Через Сталиногорск за короткое время прошло несколько частей: одни, совсем обескровленные, двигались на восток, другие шли на север, в Москву, на переформирование.
4. 21 ноября 1941: последнее спецзадание Ивана Парамонова
21 ноября около 15-16 часов дня военное командование сообщило тресту о готовящемся оставлении Сталиногорска [речь о северном Сталиногорске-2] и предложило выполнить спецзадание ГКО по стройкам Донского и Сталиногорского районов. В это время я находился на шахте № 30-Донской. Аммонит был заложен здесь еще в последних числах октября, но не был просушен, вопреки моему указанию.
Приказываю приступить к взрыву шахты. Уходим в укрытие.
Взорваны боевики — сейчас должен последовать взрыв. Но время идет — 5 минут, 10, 15, 20... а взрыва не происходит.
Выходим из укрытия. Настроение ужасное. Не выполняется спецзадание.
Идем к вентиляционному стволу и обсуждаем, что нужно сделать для безусловного выполнения задания. Вдруг в 15 — 20 шагах от нас раздается взрыв в вентиляционном стволе. Бросаемся бежать. Снова взрыв, еще более сильный, па главном стволе. На нас полетело огромное количество обломков взорванного бетона. Одной большой глыбой ударило в ногу. Я упал.
Вот и смерть пришла!
— подумал я, опасаясь, что другие летящие обломки добьют меня.
Но поток обломков прекратился. Пытаюсь встать. Острая, жгучая боль в ноге. Падаю со стоном. Подбегают товарищи, несут меня в машину и отправляют в Донскую больницу.
Латинскими буквами «B» на немецкой аэрофотосъемке отмечены шахты №№ 24, 25 и 26 (в правой нижней части). Где-то рядом находилась и та злополучная шахта № 30-Донская.
Источник: немецкая аэрофотосъемка аэродрома в Узловой, 1 августа 1943 года.
5. 22 ноября 1941: «Ищу способ покончить с собой в случае прихода гитлеровцев»
В больнице установили открытый перелом обеих костей левой голени. После перевязки отвезли в Сталиногорскую больницу, где находился в то время военный госпиталь. Положили на операционный стол, сделали местное обезболивание. При осмотре ранения перегнули в месте перелома ногу, как сломанную палку.
Госпиталь начал эвакуироваться. Все спешили. Вместо гипсовой повязки сделали гипсовую лонгетку. Намучился ужасно. Главный инженер треста В. Г. Смертюк хотел взять меня из больницы на квартиру, но я просил оставить пока здесь, а при оставлении города заехать за мной.
Меня положили одного в большой пустой палате с десятком коек. Накормили обедом. Время от времени ко мне заходили сестра или врач и спрашивали о самочувствии. Сначала я слышал шум в коридоре, вызванный эвакуацией раненых красноармейцев. Затем стало совсем тихо. По какой-то надобности я стал вызывать сестру. На мои зовы долго никто не приходил. Наконец явилась сестра, очень встревоженная, и говорит:
Город оставлен. В больнице остались только двадцать три тяжелораненых красноармейца, вы, я, главврач и одна сиделка.
[Здесь и далее речь о южном Сталиногорске-1, 23-25 ноября 1941 года]
Я был уверен, что мои товарищи меня не покинут. А что, если гитлеровцы их опередят?
Меня охватили тяжелые мысли. Ищу способ покончить с собой в случае прихода гитлеровцев. Оружия со мной в палате нет. Нахожу единственную возможность — повеситься. Пробую встать с койки, но страшные боли в ноге не позволяют подняться.
Какие мучительные часы пережил я тогда!
Раздались шаги. В палату входят две женщины: главврач и медицинская сестра. Горит горсовет, горят кругом шахты, — сказала главврач.— Секретарь горсовета вместе с другим работником находятся здесь, в больнице,
Это известие меня безумно обрадовало.
— Попросите их зайти ко мне! Очень прошу!
Товарищи пришли и рассказали:
— После прорыва между Узловой и Дедиловом гитлеровцы двинулись на станцию Маклец и заняли ее. Возможно, что Сталиногорск-Северный тоже уже занят. Город нами оставляется. Полная эвакуация еще не закончена, но к утру все уедут. Вас увезем при всех случаях...
6. 22-23 ноября 1941 года: горящий Сталиногорск — как пожар Москвы в 1812 году
Через некоторое время в больницу явились за мной Смертюк, Михайлов, Свирский и другие работники треста. Меня вынесли на носилках и положили в грузовую автомашину, закрытую сверху брезентом. Приезд их задержался тем, что два шофера оказались предателями. Они сбежали, слив предварительно из автомашин весь бензин.
Когда меня выносили из госпиталя, я увидел зарево пожаров. Горели здания в Сталиногорске-Южном. Огромное пламя бушевало в районе химкомбината, ГРЭС и урванковских шахт.
До десяти наших машин выехало из города, когда было еще темно. Ехали через Бобрик-Донской, Бобрик-Гору. Из машины я снова видел пожарища. Полыхали донские шахты № 12, 13, 19, 20. У меня невольно возникло сравнение горящего Сталиногорска с пожаром Москвы в 1812 году — не послужит ли пожар скорой гибелью, фашистам?
[Прим.: ровно те же ассоциации возникли и у немецких танкистов, взъезжавших в пылающий Сталиногорск-2 22 ноября 1941 года. По воспоминаниям начальника связи 5-й танковой бригады 4-й танковой дивизии Германа Хосса, «наш эпизод в Узловой завершился почти мирной вооруженной экскурсией к городу на севере промышленного района [Сталиногорск-2]; там боев не было. [...] Весь город с его новыми современными заводами и административными зданиями пылал, как Москва в 1812 году при Наполеоне. Здесь делать было нечего, и мы повернули назад к месту дислокации....» Время показало, что немецкий офицер оказался прав: в России ему действительно было нечего делать. — «Сталиногорск 1941»]
Заехали в Ширино-Сокольники, где остановились для выполнения спецзадания на шахте № 31, а затем направились дальше, на Скопин. В темноте сбились с дороги. К рассвету добрались только до совхоза «Пронь» [недалеко от пос. Пронь, Дудкино Кимовского района], не далее 20 километров от Сталиногорска.
7. Конец ноября 1941 года: эвакуация из Сталиногорска
В одном месте, за деревней Хитровщиной [Кимовского района], была крутая обледенелая гора, которую с ходу преодолели только две-три машины. Остальные вернулись в деревню, и мы заночевали у крестьян. Утром машины долго не заводились. Мы слышали, как гитлеровцы бомбят Львовский разъезд на линии железной дороги Узловая — Скопин. Вскоре пришли к нам товарищи из Кимовского райисполкома и райкома партии и рассказали, что город и станция Епифань [ныне г. Кимовск] заняты немцами, бои идут в районе Горлово и мы должны скорее уехать отсюда или будем отрезаны.
Несколько человек побросали свои автомашины, которые не заводились, и ушли пешком на восток. С большим трудом Смертюку удалось завести сначала одну, а затем еще три автомашины, и только к вечеру мы выехали на дорогу к Скопину. Приближаясь к большому селу Горлово [ныне город в Рязанской области], стали расспрашивать у встречных, где немцы. От них узнали, что Горлово уже занято. Нам указали дорогу в объезд.
В деревне, расположенной на дороге Горлово — Михайлов, нам сказали, что немецкие танки и мотоциклы проскочили через эту деревню на Михайлов. Решаем: раз гитлеровцы прошли на Михайлову то мы должны пересечь эту дорогу и искать пути на Рязань. В Скопин ехать опасно, туда противник если не пришел, то скоро будет.
Позднее мы узнали, что в это время враг был уже в Скопине. Фашисты пробыли там только одни сутки и расстреляли 26 шахтеров.
Двигаемся дальше. На другой день прибыли в город Пронск. В больнице мне сделали перевязку. После отдыха продолжаем путь на Рязань, надеясь оттуда проехать в Москву. Вечером видели, как немецкие самолеты бомбят Рязань. Оторванные от газетной и радиоинформации, мы не знали положения на фронтах. Решаем ехать дальше на восток, минуя Рязань.
В пути при толчках на ухабах я слышал, как ударяются одна о другую мои переломанные кости.
К концу четвертого дня приехали в Сасово — районный центр Рязанской области и крупную железнодорожную станцию. Здесь меня сначала поместили в больницу, а на другой день Смертюк устроил на проходящий санитарный поезд, который разгрузился в Сызрани. Я попал в военный госпиталь, где мне сделали гипсовую повязку с открытым отверстием для перевязок на месте разрыва тканей.
[Прим.: Лишь в августе 1942 года И. В. Парамонов выписался из госпиталя с незакрывшейся раной для долечивания в амбулаторных условиях. Он переехал в г. Копейск Челябинской области, где находилась его семья: жена и дочь. В октябре 1942 года он выехал в Москву в Наркомуголь, где был назначен заместителем начальника Главшахтстроя. — «Сталиногорск 1941»]
8. 1944 год: возвращение в Сталиногорск
В начале 1944 года я получил возможность вернуться на работу в Мосбасс, куда меня сначала послали уполномоченным Наркомата по пусковым шахтам, а затем назначили управляющим трестом «Мосшахтстрой».
Когда я приехал в Сталиногорск и стал с товарищами вспоминать ноябрьскую эпопею сорок первого года, мне рассказали, что из оставленных в больнице двадцати трех тяжелораненых красноармейцев двадцать два были расстреляны. Спастись удалось только одному, который притворился мертвым, а затем уполз из больницы. Его подобрали на улице и выходили советские люди.
[Прим.: см. подробнее Озерский Н. По следу // Новомосковская правда. — 1968. — 26 января. — № 19 (9960).; но как минимум, еще был спасен местными жителями старший лейтенант Григорий Андреевич Аванесов, командир роты ПВО 813-го стрелкового полка 239-й стрелковой дивизии, защищавшей южный Сталиногорск-1. «Город Новомосковск стал для меня второй родиной, а жители — близкими родственниками», позднее вспоминал он. — «Сталиногорск 1941»]
В 1943 году в Урванковском лесу, против Сталиногорского парка культуры и отдыха, начали строить дачу. При копке котлована обнаружили трупы двадцати двух красноармейцев, уничтоженных в больнице. Строительство дачи было немедленно прекращено. На этом месте была вырыта братская могила и поставлен памятник.
См. также:
- Парамонов И. В. Грозные героические годы Мосбасса / Кузница Победы: Подвиг тыла в годы Великой Отечественной войны. Очерки и воспоминания. — 2-е изд. — М.: Политиздат, 1980.
Источник: Парамонов И. В. Пути пройденные / Издание 2-е, доп. — М.: Политиздат, 1970. — С. 414—424. — 534 с.
Предоставлено Ю. А. Наливайко. | 
